"Чикаго" с видом на Кремль

Алла Пугачева и Филипп Киркоров построили мост от Москвы к Бродвею

По красной дорожке в московский Театр эстрады шли звезды - такого парада здесь не было давно. Премьеру мюзикла "Чикаго" арт-студия "Алла" и родственная ей "Филипп Киркоров продакшн" организовали по высшему разряду: фото от пола до потолка, фирменные майки и бейсболки, рюкзачки и брелоки, мурлыканье джаза в фойе и эта вереница Рязановых-Михалковых-Жванецких, прибывших освятить историческое событие. Мюзикл в России вступал в пору зрелости.

Неожиданный бум жанра, который два года назад объявляли умершим, начался с открытия польского "Метро" на Дмитровке, продолжился русским "Норд-Остом" на Дубровке и французским "Нотр-Дам" опять на Дмитровке. Состязаться с Бродвеем на его территории пока не решались, хотя настоящий мюзикл - это не Маршалковска и не Елисейские поля, а именно Брод, где даже часы идут в более заводном ритме. Но уже было ясно, что в России появилась своя школа жанра: и без того небедная палитра нашего театра разжилась новой краской. Мюзикл вдруг оказался ко двору и ко времени: инъекции оптимизма России сегодня нужны не меньше, чем городу Чикаго 30-х.

Поэтому - "Чикаго", первый действительно знаменитый мюзикл на московской афише. Он вырос на Бродвее из старого газетного репортажа: девочка из варьете пристрелила любовника, выкрутилась с помощью адвоката и на волне криминальной славы стала любимицей публики. Сомнительный с точки зрения морали чернушный сюжет давал возможность перевести нежноголубой жанр в тона мрачноватого бурлеска, где цветы растут из какого еще сюра. За это взялась та же команда, что делала "Кабаре", - композитор Джон Кандер, драматург Фред Эбб и режиссер-хореограф Боб Фосс. Знающие Фосса легко проследят связь "Чикаго"-75 с его автобиографическим фильмом "Весь этот джаз", снятым через четыре года. Фосс произвел в жанре революцию - нагрузил его серьезным смыслом, за театральным порогом теперь угадывалась грозная реальность. Он сделал жанр современным и его, по сути, спас. Параллельным путем шли рок-оперы Уэббера, но они уже из другой оперы. В 1996-м "Чикаго" возродился, хореографию Фосса сохранила и дополнила Энн Рейнкинг. Этот получивший 6 премий "Tony" вариант и показывают в Москве.

Его новизна для московских шоу еще и в том, что здесь снова заговорили. Хотя неофиты уже уверовали, что в мюзиклах только поют. С другой стороны, его можно считать возвращением к оперетте, только не сентиментальной венской, а ново-бродвейской - пружинистой, циничной, для европейского слуха иногда и физиологичной.

Это не удешевленное издание и не робкое подражание - это Бродвей. Все сделано чрезвычайно грамотно: например, наличие суперзвезд, без которых немыслим Большой Мюзикл (публика наэлектризована именами и встречает любимцев восторженным ревом). Звезда - особая порода: она выходит уверенно и небрежно, словно играя мускулами, она излучает успех и делает невозможным провал. На этом фундаменте можно строить и триумф. И его здесь возводят мгновенно: незнакомые лица тоже немедленно становятся звездами, их повадка победительна, таланты оригинальны; придя на Киркорова и Лолиту, публика уходит заинтригованная Анастасией Стоцкой (Рокси) и Ликой Руллой (Велма). Обещание Пугачевой и Киркорова открыть новые дарования перевыполнено: даже засветившиеся в "Метро", "Губах" или "Норд-Осте" артисты здесь новы и неожиданны.

Преимущество "говорящего" мюзикла: в нем роли, которые требуют полноценного актера. Московский "Чикаго" в этом смысле почти хорош, если не считать волжского акцента в зачине-приветствии. Открывать грани таланта самого Киркорова, по-видимому, можно без конца: блестящий певец, в роли адвоката Билли Флинна он столь же блестящий актер мюзикла - органичный и с великолепным чувством ансамбля. Суперзвезда этого шоу, он ни разу не потянул на себя одеяло, в его свете еще ярче и самостоятельней сияют новые звезды.

Спектакль обрушивается как лавина, он идет по нарастающей, хотя уже и стартует с вершин боб-фоссовской хореографии: кордебалет клубится, перетекает из формы в форму, как некая сверкающая субстанция; на месте фирменные котелки, ноги-циркули, лисья пластика танцовщиц, лоснящаяся мускулатура танцовщиков-мачо. Перья-вееры, игра мизинцем, ресницей, бюстом, характерность лиц, мелкая дробность невиданно сексуального степа. Здесь все настоящее: газеты, джаз, венгерка, богатство костюмов и приколы, когда самое дивное сопрано принадлежит актеру-мужчине. Бросается в глаза нездешняя тщательность, культура отделки: все принайтовлено, пригнано и сверено с музыкой - гениально сымпровизированный мир Боба Фосса не терпит отсебятины, потому и совершенен. Увы, совершенство у нас всегда непрочно: наутро Лолита по ТВ призналась, что "мы все-таки русские актеры и с нетерпением ждем отъезда американских постановщиков", - хочет творить. И правда: подковать блоху мы мастера, но ей после этого уже не прыгать. А мюзикл такая штука: стоит подменить шестеренку - посыплется весь механизм. Потому и утвердился в мире способ тиражирования такого рода действ - скрупулезно, до деталей костюмов и комплекции исполнителей.

"Чикаго" явилось в Москву посланцем той полузабытой у нас цивилизации, где есть связь времен и никому не приходит в голову делить музыку на модную и устаревшую. Джаз здесь не ретро, а то, что называют evergreen, искусство вечнозеленое и нестареющее. Его воцарение в самом центре опять порвавшей с прошлым России - акт продюсерской отваги и реализация просветительского порыва, который не раз формулировался в интервью Киркорова и Пугачевой: они влюбляют зрителей в то, что любят сами. Вместе любить веселей.

Валерий Кичин